Уроки колдовства - Страница 62

А у стойки на некотором расстоянии от дружной компании сидел Гамельн. Сегодня он был в особо неразговорчивом настроении. Все быстро понимали это, сникая под колючим, злым взглядом, и не беспокоили его больше. Поэтому сейчас менестрель сидел в относительном одиночестве на высоком табурете, опираясь то ли спиной, то ли боком о стойку, и меланхолично перебирал струны лютни. И тоскливая лирическая мелодия лилась из-под его пальцев.

Ива краем уха слушала оную, стараясь не поддаваться ее настрою. Иногда менестрель начинал тихонько напевать. А порой музыка становилась чуточку веселее, но лишь чтобы потом вновь вернуться к прежней грусти.

Кружится ветер над песками,
В пляске вихри поднимая.
Ты танцуешь тут веками,
Дань смертями забирая.
Ты не манишь, как сирена,
Лишь за страхами приходишь.
Наши души, лишь арена,
И ты ими нас изводишь.
Не боишься ты ни смелых, ни…
Не страшна тебе и сила.
Только я, глупец, все брежу
Черных глаз твоих могилой…

– М-да, что-то у Гамельна сегодня совсем невеселое настроение, – усмехнулась Дэй.

– Да уж, песня странновата… – согласился Калли, ради такого случая даже оторвавшийся от разглядывания снега за окном.

В этот момент Златко тоже вполне осмысленно посмотрел на друзей и необычайно серьезным тоном выдал:

– А про кого песня?

Ива внезапно сообразила, что действительно смысл ей непонятен, если это не одна из многочисленных и нежно любимых менестрелем элегий. Хотя… как можно назвать глаза прекрасной женщины могилой? Ужас какой, брр! Это как – провалы что ли вместо глаз? «Не поймешь этих бардов, как придумают чего…»

– Эй, Гамельн, а про что песня? – ни капельки не считаясь со странным настроением менестреля, заорал Грым.

Певец поднял голову, с каким-то блаженным видом осмотрел зал, нашел посмевшего его потревожить и равнодушно смерил взглядом. Вообще для здоровья очень полезно не спорить с троллями и желательно также не выводить их из себя. Но когда это барды отличались благоразумием? Поэтому после долгого и в чем-то неуловимо оскорбительного осмотра Грыму предложили следующий ответ:

– Про любовь.

Тролль, разумеется, оскорбился таким к себе неуважением и начал вставать. Гамельн не мог насладиться всем грозным величием этой картины, зато им могли полюбоваться все остальные, а Ива тут же поняла, какая беда ожидает ее неосторожного друга.

– Нет, Грым! – вскрикнула она и повисла на его лапе. – Грым, ты не так понял!!!

– Что я не так понял?! – взревел тролль, без каких-либо усилий поднимая девушку, болтающую у него на руке, до уровня своих глаз.

– Э-э-э… это была аллегория!!!

– Еще и ругается он!!! Да я его сейчас!..

– Нет, нет, Грым! Это не ругательство!!! – Знахарка оглянулась в поисках поддержки друзей. (Дэй покатывалась со смеху, Златко и Калли явно не спешили на помощь.) – Ну… это… как бы… он же менестрель! А они, барды, все немного… того…

– Блажные, – подсказала гаргулья.

– Неправда, никакие не блажные! – возмутилась Ива. – Просто… немного не от мира сего!

– Ну вот, я и говорю: блажные, – хихикала Дэй.

– Да нет же!!! Грым, ты куда?! Ну Грым!!!

Троллю надоела эта перепалка, и он решительно двинул к первоначальной цели. Травница уперлась ногами в пол, из-за чего Грыму пришлось некоторое расстояние ее протащить, что, впрочем, нимало не замедлило его движения.

– Ну Грым! Прекрати!!! Ну прошу тебя! Грым!!! Кормить перестану! – видя, что ее больше не слушают, пригрозила она самым страшным.

Тролль остановился, вновь поднял ее на уровень глаз.

– Ты мне угрожаешь? – удивился он.

– Нет! – тут же сорвалось у травницы с языка при виде этой зверской рожи. Оглянулась на заинтересованные лица друзей. – Предупреждаю, – выдала она стандартную формулировку, но тут же ее сменила на более мягкую: – То есть прошу.

Грым какое-то время рассматривал это чудо природы, потом вздохнул и опустил ее на пол.

– Вот всегда ты, Ива, всем развлекуху испортишь, – даже расстроился он.

– Ну, Грымушка, ну не серчай, мы как приедем, я твой любимый пирог с печенкой испеку, хочешь? – заюлила та, видя, что надо ковать железо, пока горячо.

– Нет, ну какая же ты лиса, – расплылся в довольной улыбке тролль. – Конечно же согласен! Ни один хмырь не стоит твоего пирога с печенкой! – Парень притянул ее к себе, обняв локтем за шею и потрепав другой лапой по макушке.

Калли, Златко и Дэй рассмеялись.

– Ребята, а у Грыма оказывается есть слабое место, – хихикнул Златко нарочно громко, чтобы тролль его услышал.

Эльф и гаргулья посмотрели на Синекрылого заинтересованно, Грым – настороженно, а Бэррин, торжествующе всех оглядев, выдал:

– Это Ива!

Калли и Дэй гнусно заухмылялись. А тролль тут же возразил:

– Неправда!!!

Вот тут уже обиженно на него уставилась знахарка, уперев руки в боки, – а у нее это была самая опасная для окружающих поза. Грым опасливо глянул на девушку.

– Это еда, – неожиданно по-доброму улыбнулся он, и травница расплылась в ответной улыбке.

– А я знаю, про кого эта песня, – вдруг раздалось откуда-то со стороны. – О да, знаю, – через некоторое время повторил странный тип в чалме, какие носили только на юге.

В этом трактире, расположенном далеко на севере, это казалось более чем странным. Да и весь вид мужчины не внушал доверия. От него хорошо несло спиртным, а одежда давно нуждалась даже не в чистке и руке швеи, а в смене на другую. Лицо было то ли смуглым, то ли грязным, а скорее всего и то и другое вместе. Вообще южное происхождение так и сквозило в его облике: некоторые элементы одежды, акцент, характерные жесты, а самое главное – черные глаза и быстрый нервный взгляд.